Ванька
Зуб
Серега Лагойский
Паша Можаев
Огурцов Юра
Леша Рогалев
Punamarja
Толя
Ухрик
Шведов (Ш.Ш.)
Серость
Стоит на кафедре пофессор
Философия
Зенап
Ей
Портреты девушек с курса — 1
Портреты девушек с курса — 2
Введение
Выведение
Затравлен Шведовым
Морду клином
Материя и движение
Опять попойная попойка
Чтобы елось и пилось
Тост №1
Тост №2
Я предлагаю выпить за гигантов
Хочу поднять за женщин русских
Дорогие присутствующие здесь дамы
За здоровье присутствующих здесь дам
Жизненная программа
Пророк
За деньги
Я долго изучал идей движенье…
Навеянное рассказами о картине «Чушка»
Лес (рассказ Мазая)
Как я устал от пошлых словопрений
Дайте мне бумагу
Вся облачность душевного ненастья
Предо мной ты открыла дали
Весенний дождь рассеял сумрак утра
Из неопубликованных стихов Маяковского
Давно уж я за перо не брался
Прощай, моя поэзия, прощай
О красоте
Просьба писать опоясывающей рифмой
Я получил письмо
Ответ
Услышьте кто-нибудь
Люблю я русскую природу
Девица Надя или Катя
Половая связь — не повод для знакомства
Когда я кидаю гитару с досадою
Зачем?
Блаженство
Частушки
А может быть чуть-чуть
Бурлят альковные буркалы
Забурение
Изгонения и оснащения
Трактовка «Неврастении»
Автор, Павел Всеволодович Можаев, родился в Москве в интеллигентной семье. От отца Автор унаследовал любовь к Скандинавским странам, шахматам и профсоюзной деятельности. Старший брат привил ему любовь к спортивным играм и прогрессивной рок-музыке. Автор закончил французскую спецшколу и был «франкофоном», однако с институтских времен ему стала ближе Финляндия.
Когда Автор впервые занялся стихосложением, доподлинно не известно. Не известно также, когда он прекратил писать. В данное собрание вошли стихотворения, написанные Автором в период учебы в МГИМО, в промежутке между 1979 и 1982 годами, когда Автору было от 18 до 22 лет.
В то время Автор носил почетное имя Пашутка, также его любили называть по имени-отчеству Павел Всеволодович, или на финский манер Пааво. Среди знакомых с его творчеством студентов он гордо именовался Поэт Можаев.
Автор имел весьма представительный внешний вид, был высокого роста, с красивым носом и голубыми глазами. В качестве парадной одежды он любил носить темно-синий блейзер и галстуки с эмблемами зарубежных профсоюзных организаций, на отдыхе Автор надевал джинсы и тельняшку.
Курил он исключительно «Беломор», а из напитков предпочитал портвейн «Кавказ».
В Институте Автор вошел в состав Единой Третьей Группы (ЕТГ), которая представляла собой не просто институтскую административную единицу, но сообщество близких по духу людей.
Именно жизнь Единой Третьей Группы и ее членов стала одной из главных тем в творчестве Поэта Можаева. Ей он посвятил одно из наиболее памятных своих стихотворений «Ездок», ставшее гимном ЕТГ.
В Институте Автор учился хорошо, даже очень хорошо, как, впрочем, и вся группа. На семинарах любил и умел выступить с лаконичным, уместным и точным дополнением. На лекциях писал стихи, а потом читал их в курилке. Памятны его зарисовки о преподавателях, например, «Как Ашин лекции читает» или «Александр Петрович Соколовский, молчаливый, тихий и неброский…».
В Институте Автор проявлял особую склонность к профсоюзной работе. На протяжении пяти лет он был профоргом группы, и это занятие ему нравилось. Он, как будто, с удовольствием собирал взносы, клеил марки и ходил в профком. Результатом его преданности профсоюзному делу вкупе с успехами группы в учебе и общественной работе были регулярные победы в социалистическом соревновании, которые поощрялись развлекательными поездками в Суздаль, Звенигород и другие места. Опыт этих поездок составил значительный массив фольклора Единой Третьей Группы.
Но основная часть жизни ЕТГ была лишь косвенно связана с Институтом, и лишь за пределами казенной институтской жизни Автор раскрывался в полной мере.
Отличительной чертой Автора была любовь к логическим играм, таким как шахматы и преферанс. На прединститутской трудовой вахте, «картошке» или в любой другой обстановке, когда появлялись шахматы, Автор был одним из первых игроков, и, как правило, выходил победителем. На «картошке», дома или в компании Автор всегда был готов расписать пулю (поиграть в преферанс). В этой игре по мастерству он превосходил всех, поражая глубиной своих расчетов и многоходовостью комбинаций. Когда он не играл чересчур авантюрно (ему, вероятно, доставляло удовольствие сначала создавать для себя сложности, а потом героически преодолевать их), то практически всегда побеждал. Но играть не авантюрно с более слабыми соперниками ему было, наверное, не интересно.
Следующей страстью Автора был спорт, и, прежде всего, баскетбол, футбол и лыжи. В баскетбол Автор играл еженедельно по средам вместе с группой. Кроме этого, он защищал цвета группы, факультета, курса и института в официальных соревнованиях, завоевав за пятилетний период немало призов. Играл он очень спокойно, весомо, на рожон не лез, но каждый шаг его был выверен. Особое внимание Автор уделял выбору позиции и отработке броска со средней дистанции, в чем явно преуспел.
Уже больше для удовольствия в кругу друзей Автор любил играть в футбол. Хотя ни в каких серьезных турнирах ни он, ни команда ЕТГ не участвовала, всегда приятно вспомнить, что на «картошке» футбольная команда Третьей группы по силе равнялась сборной, составленной из студентов двух курсов. В лыжных гонках Автор был одним из первых не только в группе, но и на курсе, а, может быть, и в Институте.
В спорте Автора интересовало не только участие в соревнованиях. Он любил спорт обсуждать, анализировать стиль и манеру игры, сравнивать своих партнеров и соперников с известными спортсменами. Кроме того, Автор любил спорт смотреть. Порой он ходил на стадион поболеть за любимое «Динамо», порой делал это дома в одиночку или в компании друзей за бутылочкой пива или «Салюта».
Автор любил Единую Третью Группу. Он был участником всех или почти всех мероприятий, поездок или дружеских вечеринок. Источником богатых впечатлений были поездки Автора вместе с коллегами и друзьями в военные лагеря, на «картошку», на озеро Нарочь, в Суздаль, Звенигород, работа в пионерлагере «Юность», а также дни рождения и иные весомые поводы. Автор любил провести время с друзьями в задушевной беседе за бутылочкой, но он также был не прочь и потанцевать, и еще более не прочь покадриться с девушками.
Как и некоторые другие члены ЕТГ, Автор регулярно посещал такие культовые пивбары, как «Пльзень», «Пеньковский» (он же «Пни») и «Пиночет».
В любой компании Автор чувствовал себя вполне естественно. Он много и охотно рассказывал анекдоты, делал это спокойно, уверенно и убедительно. Его анекдоты были остроумными, глубокомысленными, и рассчитаны на тех, кто понимает. В компаниях Автор любил произносить тосты, целая серия которых была посвящена «присутствующим здесь дамам».
Автор вообще был очень остроумным человеком, мастером импровизированных шуток и каламбуров, таких как «Падает силуэт на силуэт, и никак я не пойму, кто кого насилует». Юмор Автора находил отражение в стихах, таких как «Морду клином», «Опять попойная попойка» или «Люблю я русскую природу». Но чаще Автор просто спонтанно высказывался вслух, не оставляя на бумаге никакого следа.
Автор иной раз был не прочь провести вечер в разговорах на абстрактные темы, о философии и смысле жизни, меньше его интересовали такие темы, как музыка, литература, театр или кино. Философские рассуждения Автора нашли свое выражение в таких стихах, как «Пророк», «Жизненная программа» и «За деньги».
Музыкальное творчество Автора реализовывалось в рамках таких групп ЕТГ, как минималистская «Polyclinica» с ее эпическими вариациями на музыку Римского-Корсакова, а также в ансамбле конкретной музыки «Eupatius» с хитами «Мытье посуды» и «Нажимаю на кнопочку». Автор любил также музыку слушать, причем не только расхожие Boney M или Dschinghis Khan, но и вполне продвинутый арт-рок таких групп, как Procol Harum, Sparks или Sailor (сказывалось влияние брата).
Но все-таки коньком Автора были не абстрактные разговоры, а вполне конкретные личные эмоциональные переживания. Автор был очень чувственным человеком, принимавшим близко к сердцу свои взаимоотношения с другими людьми. Он мог подолгу переживать и многократно вспоминать какие-то (по его мнению) не так сказанные фразы, неверные и неосторожные поступки, которые могли негативно сказаться на отношениях с другими людьми. Самокопательские разговоры на эту тему Автор мог вести на протяжении многих часов, постоянно уточняя оттенки интонации, с которой говорилась та или иная фраза, а также пытаясь предугадать скрытый смысл того, что хотел сказать ему собеседник.
С особой силой эмоции и чувства Автора выражались по отношению к окружавшим его девушкам. В разговорах на эту тему Автора было трудно превзойти. Знакомство с девушкой, завязывание и развитие отношений с ней, все нюансы взаимоотношений, кто, что и при каких обстоятельствах сказал или сделал — все эти впечатления настолько переполняли его душу, что он не мог не поделиться ими с окружающими. При встрече или по телефону Автор в мельчайших подробностях рассказывал о своем очередном свидании, включая всю предысторию, сюжет, впечатления, анализ и выводы, а также к чему все это может привести.
Навеянная личным опытом чувственная любовная лирика составила значительную часть творческого наследия Автора. Наиболее яркими ее проявлениями были такие стихи, как «Услышьте кто-нибудь», «Просьба писать опоясывающей рифмой» и «Ответ».
Таковы лишь некоторые стороны многогранной личности Автора. После такого сухого вступления Редакция умолкает и предоставляет слово Автору для продолжения разговора на более высокой художественной ноте.
Нет, я не герцог и не дюк
И не надутый я индюк
А я, скорее всего, ездюк
К Единой Третьей Группе
Нет, я не маг и не колдун
И не пустейший я болтун
А я, скорее всего, ездун
К Единой Третьей Группе
Я не пошляк и не подлец
И не из Пизы я гонец
А я, скорее всего, ездец
К Единой Третьей Группе
Я и не мощный и не властный
И не король бубновомастный
А я скорее мужик ездастый
К Единой Третьей Группе
А коль останетесь без мзды
И без сдерживающей узды
И без надежды и звезды
Я всем желаю вам езды
К Единой Третьей Группе
Трудно тебя описать словами
Старый наш джентельмен Сухий Ваня
Вечно серьезен, всегда молчалив
Он в то же время доволен, счастлив
Он занимается как чернокнижник
Нужно, чтоб был у него сподвижник
Чтобы с ним кто-то «негров» побил
Чтобы с ним кто-то английский зубрил
Чтобы с ним кто-то в теннис играл
Чтоб заниматься ему не мешал
Ванька, женись, вот тебе мой свет
«Э, ну хорош ты», — я слышу в ответ
«Зять, говорю ему, Ваня, учти!»
«1-2-3 в рот, — он в ответ, — замолчи»
Ваньке не скоро удастся жениться
Девушек он хуже смерти боится.
Вот положительный мальчишка
Сидит на лекции он с книжкой
Сидит он над конспектом Маркса
Плевал на шутки он и фарсы
А короед его давно сидит
И тихо он с мамашей говорит
Мамаша медленно обед готовит
И мужа ждет с надеждой и любовью
А муж давно готов уж к семинару
Он ждет и не дождется третьей пары
Где выступит с конспектом он своим
А мы его послушаем, поспим
Люблю Мишутку, тихий он мужик
Его характер, и его язык
Столь образный, меня давно пленили
Ах Мишка, мы тебя любили
Передо мною Серега сидит
Хрюкает он и английский зубрит
Высунул он древнеримский свой нос
На переносице смачный засос
Губы мальчишки покрыты пушком
Алые, будто бы кровь с коньяком
Бледные щеки полны благородства
Нет на лице даже тени уродства
Глазки его удивленно блестят
Но тонких губ иронический склад
Прочно скрывает все мысли и чувства
Свойства души и характера буйства
Гордо сидит он любовью изнежен
Много изведав, он стал очень сдержан
Вот почему он так тих и спокоен
Как молодой древнегреческий воин
Все ты умеешь, везде ты бываешь,
Лучше нас всех в преферанс ты играешь.
Отдых ты с нами проводишь в веселье,
Любишь ты женщин и утром похмелье
Умный твой взгляд и французский твой нос
(Годы свои он давно перерос)
Вечно встречаю я в разных местах.
Слышу твои я часто тоста
И анекдоты — ты мастер по ним.
Паша, ты всеми нами любим.
Ну, так испей вина со мной чашу
Друг мой до гроба, Можаев Паша.
Наш младший лейтенант
Сегодня просто франт
Наш Юра Огурцов
Надел любви кольцо
А девушка его
Не ведает того
Какой ей муженек
Достался в тот денек
Когда ее узрел
И сердце ей согрел
Тот парень, что в усах,
Футболке и трусах
С победой к ней пришел
Про наш родной футбол
С ней разговор вел малый
Остановлюсь, пожалуй
Старый Макарыч, приятель мой добрый,
Помнишь как ели консерву мы с воблой,
Помнишь как лезли через забор
Как совершали картошки подбор
Ты был как старший браток у меня
Помнишь как спали в лесу у огня,
Помнишь как нас заманила кукушка
В лагерь соседний «Лесную опушку»
Помнишь как с Жорой ты долго ругался,
Как ты в избушке с Танюшкой валялся,
Как в магазин мы с тобою ходили,
Как на веранде мы «Приму» курили
Если б не ты, я бы сдох там с тоски
Ты меня спас от той самой доски,
Что принимает земли тяжкий груз,
Что я так сильно и страшно боюсь.
Страстный любитель женского пола
Карт, табачища и литербола
Ты редко людям грехи их прощал
Много трепался и обещал
Помню, ругались с тобой из-за Таньки
Как нас мирили Толик и Ванька
Как мы над Толей шутили потом
С его Натальей и моим flatом
Мы замышляли коварные планы
Планы создания мощного клана
Мы из-за женщин с тобою ругались
С ними потом в уголках обнимались
Часто с тобою мы водку глушили
За стаканом о бабцах говорили
Модные сигареты курили
Весело, дружно с тобою мы жили
Как-то по пиву вдаряли мы с Толей
Вспомнили как копалися в поле
Как мы стояли возле беседки
Как залезали мы в окна к соседкам.
Взгляд твой суров, хохолок твой всклокочен
Вид твой жестокий с фигурою тощей
Не согласован, противоречиво
Хмурится за пятой кружкою пива
Нос твой прямой грозно свис над усами
Гневно сверкаешь над ним ты глазами
Что же такое, ну 1-2-3-пять
Надо полнее стакан наливать
«Упмана» пачка торчит из кармана
Что тебе скажут Наталья и мама?
«Снова ты пьяный, усатый пижон».
Ты им в ответ: «На фиг 1-2-3 слон».
Ты Виннипух, ты смельчак Тартарен
Ты и художник, и страстный спортсмен
Ты и поэт, потрясающий лирой
Ты добрый дух, что витает над миром
Ты и добряк, и любитель веселья
Верный себе, ты не любишь безделья
Хоть ты и был членом первой тройки
Связи с тобой стали прочны и стойки
Щиплешь свои ты ржаные усы
Ты бы не прочь щас поесть колбасы
Но командир твой в чекистской тужурке
Сделать картину «Бутылки, окурки»
Дал указанье, и вот ты сидишь
Брось комиссара и веселись!
Ухрик, ведь ты обожаешь жизнь
Мы со Шведовым сидели
Говорили по душам
Потихоньку озверели
Дал мне Шведов по ушам
Я ему щелчком по горлу
Он в ответ меня ударил
До чего же было здорово
Когда мы зубы собирали
Шурка наш нетерпеливый
И приколистый мужик
Я же человек счастливый
Я давно к нему привык
Полюбил его давно я,
Это дачный мой сосед,
За его удар ногою,
За беседы tet-a-tet.
Серое небо повисло над нами
Серые тучи с востоку летят
Серые люди и серые здания
Серые мысли и серый твой взгляд
Серо, все серо, что нас окружает
Серо все то, что у нас в головах
Серость в душе человека рождает
Серые чувства и серенький страх
Серость вокург все заполонила
Серость мы чувствует и сознаем
Серость — придуманная нами сила
Сами мы серость себе создаем
Все мы сидим за стеной за бутылкой
Или бездумно лежим на боку
Будто к подушке прилипли затылки —
Варимся в собственном соку
Мы уповаем лишь только на случай
Сами не можем ничто предпринять
Рядом валяются ценностей кучи
Стоит нагнуться нам и поднять
Но нагибаться нам неохота
Но нагибаться нам лень
Что мне писать, ведь в это болото
Попался и я — как се — серая тень
Я бросил перчатку в лицо третьей группе
Найдется охотник ее поднимать?
Я думаю нет, хоть нет средь вас глупых
Просто вам лень, вам на все наплевать
Лей, мол, поэт, серой грязи потоки
Лей, коли нечего делать, лей
Мы все равно, не станем мокрыми
Мы все равно не станем грязней
Нам все равно, мы толстокожие
На глупые выпады мы плюем
А эти поэты с пивными рожами
Пусть портят бумагу, мы зад подотрем
Стоит на кафедре профессор
Рассказывает, как агрессор
На нашу Родину напал
А наш герой войну проспал
Сидит герой, склонив главу,
Похож он чем-то на сову.
Возможно, что он осовел
От суматошных ночных дел.
А рядом с ним сосед сидит,
Пером старательно скрипит.
Неужто лекцию он пишет?
Нет, он профессора не слышит
Он тихо делает язык
Работать даже не привык.
Зачем работать дома час?
Ведь есть же лекция у нас!
А там на третьем стуле слева
Сидит накрашенная дева
Бровь у нее вдруг поплыла
Да, неважны ее дела
Вот две склоненных головы
А спины как напряжены
Склонился я над ними тоже
И что же вижу я? О, боже
Здесь крестик есть, здесь есть и ноль
Один другому вдруг: «Позволь!
Ведь эта клетка занята!»
«Да нет, не эта, а вон та!»
Царит безделия стихия
И в ней я свой, пишу стихи я.
Как Ашин лекцию читает
Как мощен он, красноречив.
В аудитории порхает
Его густой речитатив.
Его манера глаз ласкает
Он о сознанье говорит
Рождается оно и тает
И над природою парит
Довольно мудрствований лукавых
Сожжем их в медленном огне
А для субстанций величавых
Оставим место мы в уме
Зенап, крестьянин торжествуя
С понтоном обновляет путь
И БТР, Зенап почуя
Плетется рысью как-нибудь
Достав свой ПТУРС, к плечу приставив,
Крестьянин спрыгнул с БТР
И на ЗУРО его наставив,
Ругает матом НТР
А БТР слегка трусит
Увидев вдруг БРДМ
Зуро пока еще молчит
Работает лишь АКМ
А БТР с БРДМ играет
Любовно, и не видит того,
Что их БРДН уж ожидает
И не простит он БТРу ничего
Крестьянин, старый друг, майор наш Скуба
Увидя ту любовную игру
Чуть было вдруг не дал на месте дуба
И с горя выстрелил из ПТУРСа он в ЗУРУ.
ОРЕДН с ОРДНом здесь столкнулись
Стреляет РПГ по МПБ
И все ЗУРО давно перевернулись
Да здравствует великий наш ТБ.
О, богиня дистрофии,
Лупоглазая моя!
Для тебя пишу стихи я,
Пишут все мои друзья
Я тебя, моя богиня,
На руках носить могу,
Для тебя (какое вымя!)
Заменяю я слугу.
Вижу я твои плечища
Трехметровой ширины
И тяну к тебе ручища
Туже затянув штаны.
Твою милую прическу
Лучезарно светит плешь
Дайте мне скорей расческу,
В парике закрою брешь
Твоя грудь бела, прекрасная,
Где-то так размер восьмой
Кто же будет тот несчастный,
Что заляжет под тобой?
Твои ножки так точены
Грубым толстым молотком
Пахнешь воблой ты копченой,
Да и водкой с коньком
Тонкий стан твой в три обхвата
Так давно меня прельщал,
Что давно тебе лопатой
По хребту я б запоял
Твое личико рябое
Нежно смотрит на меня
Дать бы по нему ногою
Только ласково, любя.
Б***
Фигуру оценю отметкой пять
Лицо прекрасное с божественной улыбкой
И бюст не назову я слишком хлипким
Но что же я могу еще сказать
Для краткости я просто напишу
Ты сразу мне Дианой показалась
Ноя от любопытности прошу
Скажи мне, где ты тупости набралась?
Д***
Фигура очень неплохая
Лицо красиво и не грубо
Женственно-добрая такая
Улыбка обнажает зубы
Замечу я на внешность твою глядя
Прекрасная ты, как Аполлона мать
Но поведением ты кажешься всем б…
Немножко посерьезней надо стать
К***
Какие свежие ланиты,
В фигуре женственность видна
Как у Дианы знаменитой,
Очаровательно бедна
И волосы твои прекрасны —
Кудрей душистых опахало.
Ты как богиня высшей касты!
Но где ты груди потеряла?
Р***
Высокоросла, бледновата
И как березонька стройна
И в голове не только вата
В отличие от всех умна
Лицо твое отображает веру
Во внешности не вижу я изъяна
Похожа ты на девственную Геру
Но больше на ручную обезьяну
С***
Лицо твое красиво и румяно
Фигура не худа и здорова
Кто смотрит на тебя — тот сразу пьяный
И не находит тот для чувства слова
Как у певицы Пьехи, у Эдиты
В лице твоем немеркнущий покой
Ты мне напоминаешь Афродиту
Но бюст зачем тебе такой?
(Поделилась бы с К***)
Т***
Ты — коренная белоруска
Ты очень на лицо пригожа
В кости не очень даже узка
Прекрасна грудь, прекрасна кожа
С твоей отнюдь не глупой головы
Храню на память я твой русый локон
Но с горечью замечу я: «Увы!
Зачем тебе нужна такая жопа?»
Что имею я в виду?
Я вас в дела курс введу.
Я хочу друзей поздравить,
Им вина в бокал прибавить,
Чтоб им елось и пилось
Чтоб не посещала злость
Их в нелучшие минуты
Темные. Друзья, я тута
Ведь у вас есть телефон
Плох он, растакой он слон
Позвоните, я приду
Чем смогу вам помогу
Не волшебник я, не джин
Я член группы «Imagin»,
Что вам часто слух ласкает
Как рок-опера в «Ла-Скала».
Мужики, не буду гадом,
Вывести обратно надо
Вас из дела моего,
Чтоб вы поняли его
Выведу, друзья, я сам,
Как сказал бы Мопассан,
Медленно кончая дело
И гулять отправлюсь смело
Что друзьям я пожелаю
Чтоб у них был друг — Можаев
Чтобы наливал им чашу
Лучший друг — Можаев Паша
Чтоб здоровье их росло
От общения с Павло
Чтоб веселья им прибавил
Конечно я — Можаев Павел
Затравлен Шведовым малюточка Ванюшка
Затравлен он от нападений пьяных
То в глазик он получит, а то в ушко
Пустым от водки выпитым стаканом
Затравлен он от злых стихотворений
На шее ощущение веревки
А в ухе целый комплекс ощущений
От сунутой Сашуткою морковки
Затравлен он от шуток и пародий
Болит страдающий и ноющий затылок
И в горле ощущение мелодий
От всунутых туда ему бутылок
Все вы знаете наверно
О системе Башкина
Что система эта верна
И беспроигрышна она
Неудача приключилась
Неудача — нипочем
Надо чтобы получилось
Сделать морду кирпичом
Если чувствуешь, попался,
Сигарету быстро кинул
Потянулся, причесался
Сделал просто морду клином
Ну, а если доведется
Сильно, вдруг, увлечься вздором,
То тогда тебе придется
Сделать морду — помидором
Ну, а если ты напился,
Держишься не молодцом
Или по нужде женился
Сделай морду — огурцом
Если сделал морду клином
То тебе — все нипочем
Ну, а если в «клин» твой двинут
Делай морду кирпичом
Друзья мои, материя мы все
Но все же мы находимся в движеньи
Движенье есть и в сыре, в колбасе
И в прочих наших ощущеньях
Ну, вот студент Комбат
Он только лишь движенье
Движение инстинктов и желаний
Но обладает он огромным притяженьем
Для материальных девичьих созданий
Но вот увидел я кудрей движенье
И это ощущение рождает
В злосчастной памяти картин броженье
Которые нас мускулом сражают
Законам энтропии подчиняясь
Те мускулы приходят вдруг в движенье
И к ощущениям невольно прикасаясь
Готовят им почти уничтоженье
От матерьяльных мускульных движений
Мой нос в глаза случайно попадает
И целый комплекс разных ощущений
Таких как обонянье, пропадает
И зрение приходит вдруг в движенье
Когда два глаза в уши затыкают
Ну, ладно, хватит людям униженья
Поэтому я руку в пасть сую и замолкаю
Ну, хватит о Ванюшкиных движеньях
Затравлен он от злости моих мщений
Материи признаем пораженье
Уж лучше быть нам суммой ощущений
Опять попойная попойка
И страсть врывается в сераль
А над заблеванной помойкой
Склонился задубевший сраль
Бурлят альковные буркалы
В серали слушают намаз
А перепившие вассалы
Ногами лезут в унитаз
Сераль бурлит как озверевший
Девульки крутятся волчком
Как черт, как дьявол и как леший
Над синим кафельным толчком
Чтобы елось и пилось
Чтоб хотелось и моглось
Нам болтать, плясать и петь
И тихонечко балдеть
Чтоб вопрос стоял всегда
Исключительно «когда»
Чтобы денег было вот как
На закуску и на водку
Чтоб всегда была квартира
У всего честного мира
Чтобы было бы желанье
У Сереги, Юры, Вани
И у Толи и у Шуры
И у моей печальной натуры
Я считаю, что за дружбу
Нам поднять бокалы нужно!
Черепа, черепа, черепа
Как пусты вы порой, черепа
Не хочу я сбиваться на лесть
Но в этом черепе что-то есть
В этом черепе плещется ум
Но отсутствует вольность дум
Что впустую мозги теребит,
Ум в мозгу так как надо стоит!
Череп горестей много изведал
Тех, что сделал ему Шура Шведов,
Раскрутив перед носом насос.
Поломался у черепа нос
От ударов матёрых пьянчуг,
Что сбежались в парк из лачуг,
Чтобы череп лихой проломить
Чтобы ум этот мощный убить
Где же были вы, из ДНД?
Потонули в бумажной воде,
Изливавшейся бурным потоком
Под неусыпным Тарасенкиным оком
С Тарасенкой потом разберусь
А пока пропустить я решусь
Пару рюмок за этот череп
Ну поехали, я где-то кончил
Кранты!
Какие локоны, какие кудри,
Какие мышцы, а какие кости
Скажу вам сразу, чтобы мозги не пудрить:
Приехали мы как-то к Ваньке в гости
Мы Ваньку видим, о, прелестное дитя
Потом — оно же, только уже в юбке
Какой ты будешь, Ирка, 20 лет спустя
Очаровательная малютка
Тебя твой муж всегда весёлый
Всё будет на руках носить
Ты часто будешь новосёлом
(Детей туда-сюда селить)
Тебя я вижу очень смутно
А Ванька, старший твой браток
Устав от жизни столь беспутной
Он, женится через годков пяток
Развратник, пьяница, куряка
Картёжник, наркоман и вор
Он буквой «зю» и раскорякой
Всю жизнь положит под забор
Да здравствует наш Ванька дорогой
Такой, какой он есть сейчас, ура!
А выпьем за здоровие другой,
Уж очень мне понравилась сестра
Я предлагаю выпить за гигантов
Поэзии великой нашей
Известных всем, конечно же, талантов
За Шуру Шведова, и за меня, за Пашу
И Евтушенко с Вознесенским написали
Все наше творчество порядочно изведав
Их только те произведения вдохновляли
Которых авторы: Можаев, Шведов
Известные Мирзо Турсун-Заде
Расул Гамзатов нас ходили слушать
Ушли они изрядно не в себе
Их вдохновили Шура и Павлуша
Хочу поднять за женщин русских
Я свой стакан
Но чтобы тост мой не был узким
За всяких дам
Бокал я полный поднимаю
И всем им многого желаю
Девицам из родного края
И даже женщинам Малайи
Японским, русским и французским
И персиянкам, и индускам,
Испанкам, негритянкам в бусах
Зовите вы меня вуглускром
Коль я навру вам, что давно
На всех на них смотрю в окно
Прикрывшись тонкой занавеской
Чтоб не казаться слишком резким
Индускам, китаянкам, персиянкам
И мною обожаемым армянкам
Я их люблю, восточные их глазки
Так выпьем же за дам прекрасных
Дорогие присутствующие здесь дамы
Не за тем пришли сюда мы
Чтобы здесь курить и пить
Мы пришли сюда любить
Мы пришли любить селедку
Как закуску к русской водке
Мы пришли любить (томаты)
Составную часть салатов
Мы пришли любить табак
Этот лучший в мире злак
Музыку пришли любить
Без нее так плохо жить
Мы пришли любить любовь,
Что волнует нашу кровь
Дам любить сюда пришли мы
Коими давно любимы
Я за них всю жизнь отдам
Так за здоровье присутствующих здесь дам
Я полюбил, давно люблю
Но не одну, а многих слишком многих
Влюбляюсь на балу и на пляже
Я не придерживался правил строгих
Кто ж ты, о моя первая любовь!
Вы, вы или быть может вы?
Кому достанется столь чудная свекловь
Но нет ее, той первой здесь, увы!
Она ушла, не видев райской жизни
Не заглянув в мой девственный вигвам
Я думаю, поэтому должны мы
Выпить за здоровье присутствующих здесь дам.
Мощной поступью идти по жизни надо
Бить врагов, сопротивляться гадам
Наплевать совсем на муки ада
Никогда не становиться к людям задом
Делать глупости ведь это не беда
Не избежать ошибок никогда
А ошибки — это ерунда
Хороший человек простит тебе всегда
Добрым надо быть, как можно, добрым
А не приторным, не масляным, не сдобным
И пускай все это неудобно
Человек, стремись, дерзай и пробуй
Пусть не каждому тебя понять
А тебе на это наплевать
Правда — вот твоя родная мать
Только правду надо тебе знать
А за правду стой всегда горой
Пусть невмоготу тебе порой
Ложь скорей лопатою зарой
Пусть не будет жизнь твоя игрой
Я стою за широту души
Чтобы жить активно не в тиши
Человек свободнее дыши
За перо берись, стихи пиши
В музыке призвание ищи
И не перед кем не трепещи
Будет больно — ты тогда молчи
Губы не кусай и не пищи
Если грузы на себе таскал
Если штурмовал вершины скал
Смело в львиный ты смотри оскал
Значит я тебя всю жизнь искал
Широта души мой идеал
Я таких людей нашел полно
Ну а если человек другой
Я его жалею, не люблю
Человек вершины вдруг достал
Не последней, а какой-то малой
Покорил другого человека
Ну и успокоился, бедняга
Жалко мне его, ведь он без цели
Дальше делать что, не знает
Покорить какого-то другого
Ну а этот подождет, он любит
В этом случае мне жалко и другого
Любит он, он под пятой надолго
Ну а если все это не так
Если он свободен всей душою
Если уступал он потому
Что душа его сильна, огромна
Уступал отнюдь не от бессилья
А от широты души своей?
Он в борьбу тогда смелей вступает
Чувствует, что покоряться можно
Только это ни к чему не приведет
Значит надо покорять всех самому
И уступками тут не поможешь
Человек себя почуял человеком
Он частично победить не хочет
Хочет он не долю, хочет все
И всего он будет добиваться
Драться будет он, пока не победит
Гимн ему спою тогда я снова
А беднягу, что же, просто жаль
На черной земле оставляют след
Холодные брызги дождя
За дымной стеной исчез человек
Мешая ногами грязь
Огромная туча висит над землей
Расправила крылья печаль
И крупные слезы по лицам людей
Стекают в морщинах блестя
Ушел он один за мерцающий дождь
И нету рыданьям конца
Вот женщина плачет
Стирая с лица
И слезы, и воду, и кровь.
Искусаны губы
И алые капли
Стекают в вонючую грязь
Ужасная картина
Как стадо людское
Рыдает и воет мочась
И голые ноги, покрытые грязью
И лица в слезах и крови
Все это противно
И тошно до рвоты
Ведь их невозможно спасти
Они погибают
И корчатся в муках
Не смея подняться с земли
Тому, кто уходит
Ужаснее всех
Несчастный случайно постиг
Смысл жизни
И разум его
Не выдержал муки
И в страхе бежит
Противнейший раб от рабов
Он близок был к истине
Но не прозрел
И зверем остался в душе
Он плачет и воет
Царапает грудь
Визжит как свинья под ножом
И думает бедный
Лишь только о том
Чтоб шкуру от молний спасти
Что можно обрести, богатством обладая?
Немногое, почти что ничего
Хоть каждый день лекарства покупая
Здоровья ты не купишь своего
Постель и мягкую, и теплую купив
Себя ты не обманешь, как и всех других
Подумай, ну зачем тебе нужна она
Коль на своей проводишь ночи ты без сна
Имея деньги, можешь ты нанять
И пять профессоров, и даже двадцать пять
Но не пойдет на ум наука ни одна
Коль не имеешь ты природного ума
За деньги купишь ты любое развлеченье
Но в роскоши такой нет удовлетворенья
И во дворцах ты не найдешь ни там, ни тут
Ни отдыха себе, ни радость, ни уют.
Товарищей себе захочешь завести
Услужливых, — ты только заплати
Но деньги для тебя сослужат плохо службу
И не надейся ты на верность и на дружбу
Когда же, наконец, захочешь тихих дней
Ты больше денег трать, ты больше ешь и пей
И жизнь твоя, пусть превратится в пир
Но в разуме твоем не воцарится мир.
Я долго изучал идей движенье
И перманентные причины бытия
Я в этом видел удовлетворенье
Считал, что постигаю я себя
Весь мир лирических переживаний
Был отделен стеною от меня
Источник добросовестных исканий
В нем неожиданно сейчас увидел я
Идей причудливое сочетанье
Поняв, я для себя решил:
Мир ощущений иррационален
Нельзя сказать, что он непогрешим
Как исполнение хвалебной мессы
Воспринимая трепетную мысль
О бытия теченьях и процессах
Я ощущаю вознесенье ввысь
В своеобразье мыслей и эмоций
Порою заблудиться нам легко
Как капитанам без руля и лоций
Заплывшим в бурном море далеко
И пошл и низок ты дух человечий
В себя из мира хочешь кинуть ты мосты
Несчастья, гнущие твои худые плечи
За объективность принимаешь ты
Решенья не нащупывают мысли
Как совместить мне два понятья впредь
Всечасного общенья коромысло
Как объективностью преодолеть
Над болотом поднялся туман
Опустился инеем на крышу
Он навеял на меня дурман
И вознесся я над миром выше
Посмотрел я с высоты величья
Строй увидел отношений хлипких;
Личностей, привычек и обычьев
Некрасивых и противно-хлипких
Я плохой поэт, я слабый лирик
Но единственное, что я понял!
Что такое личность в этом мире —
Черное пятно на сером фоне
Правда, это ж это такое
Может я чего не замечаю
Может только вижу я плохое
Ну а может люди измельчали
Ну а может время виновато
И сейчас все ценится так низко
Может обстоятельств многовато
Порождающих всю массу эгоистов
Я ответа точного не знаю
Мнения не выскажу я вам
Я вопрос открытым оставляю
Каждый пусть решает его сам
Колючие ветви хлестали в лицо
В снегу утопали колени
Когда же предамся в конце то концов
Столь сладостным неге и лени?
Так думал я, бодро шагая в лесу
Навстречу судьбе и удаче
И слышал, вкушая природы красу
Как что-то внутри меня плачет
Тот лес, чуть весенний, чуть зимний еще
Чуть светлый и чуть мрачноватый
Заставил молиться меня горячо
Березам и елям лохматым
Вон, зайчик под дальним кустом замелькал
Наверно, напуган, бедняжка
За зайцем я тотчас стремглав побежал
Как гончая или дворняжка
Ну, где мне угнаться за этим зверьком
Столь шустрым и столь быстроногим
И я пораженный внизу сосняком
Пошел к нему склоном пологим
Как много, вкушая тот лес, обогнул
Сугробов, оврагов и балок
А скольких случайно в лесу я вспугнул
Сорок, снегирей, ворон, галок
Вот сонные толщи снегов и воды
Вот лед на деревьях закапал
Вот вижу я свежие чьи-то следы
Быть может медведь косолапый
Скакал я по лесу как загнанный конь
Уставший, присел я на пень
Подумав немного, я тут лишь и понял
Так вот, где вы, нега и лень
Как я устал от пошлых словопрений
От мишуры, бумажек и сукна
От всех введений, предисловий, заключений
Ото всего, душа в чём не видна
От ведомостей, списков, бюллетеней
От килограммов, метров, штук, голов
От всех занудных не по делу выступлений
Без выпуклостей и прямых углов
В них люди, как отара, гурт иль стадо
Без личности и собственной судьбы
Поэтому их словом страстным выжечь надо
А делать это будете лишь вы.
Лишь вы, кто неподвластен килограмму
Введению, бумажке и сукну
Те, кто своеобразны и всегда упрямы
И линию свою успешно гнут
Я не из тех, кому борьбы охота
Скорее я свою сложу главу.
И не хочу я быть несчастным Дон-Кихотом
Ведь в этой мишуре и я живу
Дайте мне бумагу
Дайте мне перо
Чернильную влагу,
Целое ведро
Дайте вдохновенье
Я вам покажу,
Я стихотворенье
Вам напишу
И пусть не гений
Пусть я не талант
Пусть томлюсь от лени
Как хмельной аромат
Дайте Музу, Лиру
Дайте мне пол-литра
Покажу я миру
Гамму и палитру
Всю облачность душевного ненастья
И пелену снегов, и тишину дождя
И радость от желаний, и от счастья
И день, когда увидел я тебя
И трепетного чувства увяданье
И грохот разъярившихся громов
И горькую минуту расставанья
Все опишу своей палитрой слов
И пусть моя палитра небогата
Пусть потеряла прежний яркий блеск
Найду я черни, серебра и злата
Займу их у земли и у небес
Но чтоб моя палитра заиграла
Богатством чувства, красок и тонов
Мне неба и земли ужасно мало
Нужны мне краски из других миров
Чтобы стихи поэзиею стали
Чтоб вылетали пламенно искрясь
Мне нужно, чтобы мне открыли дали
Куда б я устремился не боясь
Предо мной открыла дали
Я в дали эти искренно стремлюсь
Как славный рыцарь скорби и печали
Я, лошадь оседлав, к мечте своей помчусь
Стремлением охвачен к созиданью
Я в даль свою дорогу проторю
И гамму пожирающих желаний
На инструменте слова повторю
Пройду я сквозь горнило испытаний
Сквозь пытки, истязанья, злость и ложь
Но ощущенья муки и страданий
Все смоет благодатный майский дождь
Тот майский дождь создаст большое море
И по нему к заманчивой дали
Я как варяги, греки и поморы
Мечты своей направлю корабли
Весенний дождь рассеял утра сумрак
И с ним рассеялась моя печаль
Печаль от ссор и столкновений шумных
Которую нисколько мне не жаль
Я снова я на многое способен
Способен красоту я понимать
Способен я взглянуть в лицо природе
Суровый перед ней ответ держать
Ответ за все, за все, в чем я виновен
За все, что совершить я не успел
За то, что я усилья мышц и крови
На верный путь направить не сумел
За то, что потерял свою палитру
И холст по-прежнему остался бел
За то, что в гуще словопрений хитрых
Я гимны не о том слагал и пел
Теперь я старше стал и стал умнее
И многое я снова начал знать
Теперь я буду громче и смелее
Природе гимны звонкие слагать
Пишу, пишу, пишу, пишу
Водяру с другом я глушу
Пишу и пью, пишу и пью
На мельницу
империализма
воду лью
Все бубнят «бу-бу, бубу»
А я их всех конем
Не деньги я стихом гребу
Не важен мне объем
Гребу я пользу для людей
Я же люблю
Стихов без пламенных идей
Я их забью
Пусть их стихи как опиум, все «дуют»
А забью их мощно
Мы боремся, а не пируем
И денно, и нощно.
Давно уже я за перо не брался
Не то, что бы я творчески метался
Мне просто было лень
Поэтому вином я напивался
Я добросовестно давно уж не учился
Жениться захотел, но не женился
Мне просто было лень
Поэтому винишком я упился
Хотел постигнуть я людскую думу
Но философию мне надоело слушать
Мне просто было лень
Поэтому винишка я покушал
Я старые ботинки все носил
Лишь потому, что новых не купил
Мне просто было лень
Поэтому винишка я попил
Понравилась мне девушка одна
Но я ее прогнал, ее ли в том вина
Мне просто было лень
Поэтому напился я вина
И яростным охвачен вдохновеньем
Я больше ничего не напишу
И мелодичным сладкогласым пеньем
Я ночи тишину не оглашу
Зачем мне петь, зачем мне тратить голос
Теперь никто не слушает меня
Поник поэзии моей манящий голос
И нет уже в поэзии огня
И порваны на лире моей струны
И брошу я ее в сырой чулан
Ни на кого не веет она думы
Она как старый бесполезный хлам
А почему? Я музой своей брошен
Она к другому от меня ушла
И след ее метелью запорошен
И ее образ поглотила мгла
И я тоскую, плохо мне без музы
Я б с удовольствием ее позвал
Но тонкие с пером и лирой узы
Я сам без колебания порвал
В тебя, поэзия, ни капельки не веря,
Мне говорят друзья: «Писать кончай»
И я кончаю, ведь сказал тебе я
«Прощай, моя поэзия, прощай»
Каждая женщина скажет,
Что разная есть красота
Мужа она обяжет,
Чтоб красота была та.
Та, одна, та что надо,
Не тела, а просто души
Та, что прощает гадость,
Стремления мелко души.
Но красоту такую
Редко найдешь теперь
Ищут они другую,
Чтобы красивый зверь
Был всегда перед ними
Чтобы он был красивым,
Требовательным и сильным
Мгновениями одними
Даже для них непосильным
Этот зверь — любовник
Безжалостный, нетерпеливый
Резкий и хладнокровный
И этим очень красивый.
Кто же из них красивей
Это — вопрос трудный
Любовник, по животному сильный
Или муж, по-человечески мудрый.
Как его женщина решает
Только бог или черт знает.
Я говорил: любовь — пустота
Не стоит мне о ней писать
Не стоит даже вспоминать
Но понял: все это не так
Не так все просто при Луне
Когда зажжется чувство вновь
Надежду, веру и любовь
Не принесет оно уж мне
Я часто думал о тебе
И понял то, что вновь
Не надо разжигать огонь,
Погасший при Луне.
Быть может ты его вернешь
И в розовой дали
Своей рукою проведешь
Корабль моей любви
Я не хочу напрасно жить
И ни за что страдать
Надежде, вере и любви
Готов я жизнь отдать
Я не талантлив, но не глуп
И понимаю я
Что на слова любви я скуп
Что я не для тебя
Я получил письмо
Впервые за полгода
Печальное оно
Как зимняя погода
О чем Вы пишите
Подруга дорогая
О том, что ищете
Любовь без края
Такой там нет
Куда вы улетели
Там много лет
Бушуют лишь метели
Там люди холодны
В их душах нет тепла
Как будто молодость
От них давно ушла
Ты говоришь: «Прости»
Я что-то не пойму
Ко мне не приходи
Я не приму
Очаровательна
Твоя улыбка
Но слишком велика
Твоя ошибка
Опять в безмыслии сижу
И в пустоту опять гляжу
От потрясений отхожу
Но выхода не нахожу
Сказала ты: «Меня здесь нет.
Я еще там, я там живу».
Достойный я сказал ответ,
Вписал в историю главу
«Я понял все!! — ответ гласил, —
Я понял все и буду ждать,
Пока не наберусь я сил,
Воспоминанья побеждать».
Воспоминанья побеждать…
Смешно звучит, но это так
Не буду я вас убеждать,
Читатель нынче не дурак
Смешно звучит: «с воспоминаньем биться»
Но это надо делать мне теперь
Я слишком многого хочу добиться
Хочу, чтоб предо мною не закрыли дверь
Я этого добьюсь, я в это верю
Добьюсь, я очень этого хочу,
Потом построю новых отношений терем
Ну а покамест лучше помолчу.
«Услышьте кто-нибудь
Как вас зовут на помощь»
Мой друг, ты все забудь
Когда услышишь в полночь
Подобные слова
Подумай, гибнет сердце
Гибнет, голова
И разум чей-то меркнет.
Ты кинешься, конечно
Чтобы его спасти
От темноты извечной
Из которой нет пути
А если кто-то скажет
«Гибну без тебя»
Спокойно спать ты ляжешь
Его не любя
Люблю я русскую природу
Люблю березы, тополя
Своей звериною породой
Своей породой кобеля
Приятно нам бывает деву
Под куст цветущий затащить
Прижать ее случайно к древу
Или к соломе прислонить
Приятно это нам бывает
Приятно только до поры
Приятно пока не мешают
Мухи, жуки и комары
А только спустишь ты штанишки
Чтоб мощный нанести удар
Туда укусит муравьишка
Или какой-нибудь комар
Люблю я русскую природу
Все делает природа-мать
Чтобы зверюшкой иль погодой
Чему не надо помешать
Девица Надя или Катя
Как ее там
Как ее правильнее звать-то
Не знаю сам
С девицей этой повстречался
Не так давно
Я ей конечно не назвался
Ведь все равно
Я с ней встречался и встречался
Когда хотел
И в технике тренировался
Так как умел
При первой нашей с нею встрече
Я был как зверь
Я проломил дыру в паркете
Сломал я дверь
Я затащил ее куда-то
Ей руку жал
И так как был слегка поддатым
Поцеловал
Я целовал ее немного
Раз пять, раз шесть
Но так, как будто бычью ногу
Хотел я съесть
Я обнимал как помешался
Как «love machine»
Но очень сильно мне мешался
Тот крепдешин
Который плотно облегает
Сей нежный стан
При слабом тренье напевая
«Не дам, не дам»
Ты от него освободилась
Сама, но я
О том, что дальше получилось
Молчу, друзья
Я промолчу, ведь это пошло
Не правда ли
И про снимание сережек
И джинсов «Lee»
От пошлости я отказался
Давно-давным
За пошлость я давно не брался
Она как дым
Она придет и вновь покинет
И вновь придет
Но без нее никто не сгинет
И не умрет
Ведь точно за бутылкой «Виски»
«Алиготе»
Упоминать про эти сиськи
Или про те
От слов, таких как сиськи, жопа
Или говно
Отгородился, дверью хлопнув,
Я уж давно
Замучали все рассужденья
Совсем меня
На этом краткое вступленье
Закончу я
О том, что нынче половые связи
Хочу сказать
И сотни тонн моральной грязи
Вам показать
Связь половая всегда и ныне
Как звук пустой
Но ты, читатель, впасть в унынье
Пока постой
Совсем не скучной, большой проблеме
Я посвящу
Не по стандартной и старой схеме
Писать хочу
Ну, что такое связь половая
Спросить готов
И почему я их выбираю
Темой стихов
Связь половая несовершенна
Как жизнь твоя
Что не мешает ей быть блаженной
Отмечу я
Чем были раньше все связи эти
Давным-давно
Признаюсь, прямо как своим детям
Мне все равно
Что ты читатель в стихах учуял
Мне наплевать
Но, прямо скажем, сейчас хочу я
В свою кровать
А там в кровати с девицей Катей
Я полежу
Ну а потом уж об этой связи
Вам расскажу
Когда я кидаю гитару с досадою
Когда я кончаю песню свою
Беру я подругу свою толстозадую
И брагу хмельную с груди ее пью
Я руку под кофту тебе запускаю
И плавным движением шарю я там
Я лифчик с тебя потихоньку спускаю
Как с многих, сказавших мне «Дам»
Ты волосы мне с обожаньем ласкаешь
Любуешься мощью моей
И кофту с себя постепенно снимаешь
Как вот уже много ночей
И я обалдев, озверев, закайфея,
Как в морду железный кастет,
Раздвину тебе ноги, страстно млея,
Чтоб рвать то, чего давно нет
Не первая ты, не последняя, дура
Из тех, кто со мною знаком
И как-нибудь ночью скажу тебе хмуро
«Пошла бы ты к черту, вон»
Пишу я быть может немного грубо
В любви естество я пою
Оценит меня майор наш Скуба
И скажет: «Благодарю»
Тобою, подруга моя толстозадая
Пресытился я уж давно
Но честно скажу, не буду гадом.
Что грудь у тебя — говно.
Я нервно рвал с тебя одежду
Добраться я хотел до тела
Да, были у меня надежды,
Я чувствовал, что ты хотела.
Не поддавалась мне рубашка
Ее я дернул и порвал
Как мне ненужную бумажку
И в воздухе ей помахал
Но грудь рукой я не нащупал
Бюстгальтер очень был тугой
Он руку насмерть мне запутал
И я рванул его рукой
Слетел он и поехал на пол
И вскоре я о нем забыл
Но юбку я нащупал лапой
От огорчения завыл
Уж очень мне она мешала
Я ликвидировал ее
За ней чулки, трусы. И жало
Из брюк я вытащил свое
Но встало и упало жалко
Хотел, но не смогу я, — хрен!
И стало действий моих жалко
И вот подумал я: «Зачем?»
Устал я, очень спать хочу
Хочу, хочу, хочу я спать
Сижу, пишу, пишу, молчу
На все мне где-то наплевать
Сижу и носом я клюю
Клюю, но клюкнуть не могу
На все я мысленно плюю
Мне оказаться бы в стогу
В стогу, в свежайшем стоге сена
В стогу, где пахнет хорошо
Где нет словесной нудной пены
Где б только отдых я нашел
Я полежал бы тихо часик
А может даже и поспал
Отдался бы природы власти
И думал бы: «Как я устал»
А если б женщина была
Отдался бы я чарам женским
А если бы она дала
Тогда бы я сказал: «Блаженство»
Розовая хижина резная,
Розовая хижина стоит,
А из двери, той, что голубая,
Жопа черномазая торчит
***
Когда я снова вижу твой пупочек,
Что виден сквозь прозрачнейшую ткань
Я думаю: «Ребята, это — да,
Немытая, небритая … езда»
***
Девочке приснился вдруг во сне
Розово-зеленый мини-bird
Снится ей, что этот самый bird
Потихонечку ее трам-трам
***
Голубое, голубое, голубое,
Розовое, розовое, розовое,
Голубое, голубое, голубое, —
Черное яйцо с большой занозою.
А может быть чуть-чуть я был не прав?
А может быть чуть-чуть немного лев?
А может быть меня лишили прав?
А может сел писать не протрезвев?
Бурлят альковные буркалы
И страсть врывается в сераль
Но витязи, подняв забралы
Пошли под воющий мистраль
Пришедши из гиены чрева
Из средиземноморских вод
Они как девственную плеву
Прорвать решили небосвод
Сераль их не пленил красою
Хоть лепы женщины при нем:
Ласкают взгляды наготою
На всякий вкус грудей объем
В любви столь хитростном искусстве
Они до всех вершин дошли
Но красотою талий узких
Смутить героев не смогли
Бурый бурлак обуряет бурлины
Бурленки бурные бурлят
Стремители в свои стремнины
Стремглав все стремена стремят
И страх страшит страшней страшилы
Страшнее стратосферы стрел
И пострелять стрелец паршивый
Стрелой стремится как пострел
Да, страсть с утра в душе стреляет
Амура страшною стрелой
И в срам бурлины устремляет
В стремнину, полную бурдой.
Полюбил страну я Португалию
Полюбил я с понтом Галю странную
Как прибежище как порт у Гали я
Когда к ней прорвусь сквозь мглу стаканную
Я побью себя, как била Порту Галлия
Пусть твердят мне все, что порчу только я
Поругали все меня, поругал и я
Португалы все кругом, португал и я
Закипела вдруг в крови буйна страстюшка
Не к кому-нибудь, а к деве милой Настюшке
Как закину я свои крепки снастюшки
К этой девушке в ее бубновой мастюшке
Отращу себе бороду я и брюшко
Проколю себе серьгою медной ушко
Из себя сострою лапочку и душку
Чтоб понравится прелестнейшей Настюшке
Припаду пред вами всеми на колени я
И закончу я свои изголения
Ну а чтобы заслужить у вас прощение
Я поэзии начну оснащения
Нас добро консолидирует
И у нас консоли лидируют
Почему же они лидируют
Потому, что они консоли
Потому, что много в них соли
Потому, что мы дружим с Олей
Потому, что идем за лидером
Потому, что лидер солидный
Потому, что он солитер
Солью с Олей он дыры тер
Также с Ирой мы лидируем
Мы все время душою с Ирою
Ира часто нас субсидирует
Ира в душах нам делает дыры
Чтобы стало в душе у нас сыро
Чтобы мы ходили за сыром
Чтобы мячик пинали пыром
Чтобы в воду кричали ныром
Ныром, пыром, скоком и коном
Чтобы в дзю-до сыграли кон мы
Чтобы этот короткий кон
Нам кому-то принес «Ниппон»
В общем, все мы чуть-чуть шизофреники
До свиданья, дорогая
До свиданья, милая
Почему же ты косая
Почему ты хилая
Почему ко мне ты льнёшь
Почему ты пристаёшь
Пошла вон, едрёна вошь
Пошла вон, мать твою ёшь
Прогоню тебя ногою
Прогоню тебя нагою
Полетишь домой стрелою
Полетишь ты к черту дура
Я ушел вперед
Далее чем ты
Я топчу народ
Дарят мне цветы
В негу я ушел
Я ушел в Известность
Вижу я раскол
Среди дам прелестных
Многие девицы
Лезут мне на шею
Актрисы и певицы
Я от них балдею
Пора кончать балдеть
Начну опять говеть
Хорошо балдеть ребята
Не дурите
Куренье — вред
Ну вот и не курите
Выпил я бутылку водки
Где же вы, Пашули шмотки
Опять, опять бутылка водки
О, где же ты моя селёдка
У меня бутылка водки,
Ждёт меня в больнице Боткин
Готовлю денежный я выкуп —
Опять шестёрку дали в прикуп
Снова у меня шестёрка,
значит дома будет порка
УРА УРА у меня бура
Я тебя вчера увидел
Я тобой был восхищен
Может я тебя обидел,
Сказав, что я так восхищён
Вскоре мы с тобой расстались
Ты унесла с собой цветы
Воспоминания остались
Прекрасна же, однако, ты
У меня сегодня с брички
Выпали «гиганты» спички
Не летайте больше, птички
У меня в кармане спички
У меня с коктейлем стакан
Значит Паша снова пьян
Какой, однако, я профан
Ведь ждёт меня давно стакан
У меня с коктейлем чаша
Как всегда ты пьяный, Паша
Я плевал на предрассудки
На приличия плевал
Лучше я на третьи сутки
сотворю вам самосвал
Сотворю его сурово
Сотворю его как надо
Эффективно и дешёво
И вообще не буду гадом
Буду сильным я и мощным
Буду грозным как медведь
Изобью родную тёщу
Будет у меня реветь
Ладно, кончу я говеть
И начну опять балдеть
Девушки, карты вино и куренье
Всё это — людям во вред
Я бы поел лучше банку варенья
И не писал этот бред
Бросим мы девушек,
Бросим курить
Бросим и карты к чёрту
Лучше мы с вами будем пить
Водицу из яблок тёртых
Резко и быстро мы превратим
Змеев в гниющие трупы
Ну и напишем весёлый гимн
Нашей ТРЕТЬЕЙ группы
Редакционная коллегия: Ю. Барзов, Г. Болховитин, А. Лагойская (арт-директор), С. Лагойский (главный редактор), М. Савва, И. Сухий (зам. главного редактора)
фотографические работы — Иван Сухий, Ирина Сухий, А. Лагойская
В оформлении использованы:
картины художников Я. Вермеера, П.-Л. Бушара, Х. Затцки, Э. Мане, А. Руссо, А. Куинджи, В. Серова, Б. Кустодиева, К. Малевича, Д. Штернберга, Э. Лисицкого, В. Маяковского, С. Дали, К. Худякова, В. Провоторова, С. Файбисовича, Д. Врубеля, П. Можаева, Ю. Барзова, Дж. де Кирико
обложки книг писателей К. Маркса, В. Ленина, Э. Хемингуэя, С. Лема, К. Воннегута, Дж. Д. Селинджера, В. Аксенова, братьев Стругацких
кадры из фильмов режиссеров А. Тарковского, К. Лелуша, В. Мотыля, Н. Михалкова, В. Дахно
обложки альбомов групп Pink Floyd, King Crimson, Procol Harum
эмблемы Театров Драмы и комедии на Таганке, «Современник», «Ленком», «Литературной газеты», Общества «Динамо»
На фото изображены А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Р. Гамзатов, Cher, Boney M, Ю. Барзов, А. Башкин и его будущая жена Наталья, М. Зубов, Г. Болховитин, С. Лагойский, П. Можаев, М. Пономарев, А. Рогалев, М. Савва, И. Сухий и его сестра Ирина, В. Чернолецкий, А. Шведов и фокстерьер Стенчик.